«Главное — не умирать в своей голове»: как танцовщица, фитнес-тренер и блогер Карина Поменчук борется с раком

Перед тем как рассказать свою историю, хочу объяснить, почему согласилась на это интервью. Мне не ставили диагноз полтора года. Всё это время я просто ходила к разным врачам и слышала одно и то же: «Вы здоровы». Это было мучение для меня и всех моих близких. Мне советовали сходить к психотерапевту, попить успокоительные. Я сама уже верила, что придумала себе все болячки. В итоге за время, пока я ходила не к тем врачам, у меня развилась третья стадия лимфомы. Если бы всё выяснилась вовремя, лечение было бы намного проще. Я надеюсь, что кто-то, прочитав мою историю, узнает похожие симптомы, сразу пойдет к онкологу и сэкономит время.

И еще кое-что. Я хочу донести до людей, что рак — это не стыдно. Это всего лишь мутация генов, никто в этом не виноват. Онкологическая болезнь может случиться с каждым. Болеть раком — это не стыдно. Стыдно — стесняться того, что ты болеешь.

«Карина, просто тебе скоро 30, хватит скакать на сцене»

Зима, весна и лето 2019

Рак часто протекает бессимптомно, но у меня были явные признаки болезни. Всё началось в январе 2019 года. Я работаю хореографом, тренером, руковожу своим танцевальным коллективом «Алмаз»: в составе четыре солистки, мы танцуем на свадьбах, праздниках, топовых мероприятиях Иркутской области. В Новый Год всегда много корпоративов, большая нагрузка, ответственность. Тогда, после праздников, я впервые почувствовала кожный зуд. У меня никогда не было аллергии, а тут каждый вечер и ночью стало нестерпимо чесаться всё тело. Я списала это на стресс — такое количество выступлений всегда сказывается на нервах — и решила, что мне просто нужно отдохнуть.

Спустя месяц я почувствовала сильную и абсолютно не типичную для меня усталость. Слетала отдохнуть в Доминикану, не помогло. Отпуск был «фееричным»: я пролетела 12 тыс. км и потратила уйму денег, чтобы просто проспать две недели своей жизни. Вернулась в Иркутск, продолжила работать, старалась крепиться. Так прошли полгода. Лето закончилось, а моя усталость — нет. Было только одно желание: «Пожалуйста, отстаньте все от меня. Просто не лезьте. Я не хочу ни с кем разговаривать, ни с кем общаться, видеться, говорить». Я просто ездила на работу, потом возвращалась домой, закрывала шторы и так лежала в темноте часами.

Я всерьез обеспокоилась своим состоянием и пошла в больницу. Мне сделали разные УЗИ, я сдала кровь, проверила гормоны. Всё идеально. Врачи сказали: «Карина, вам просто скоро 30 лет, прекратите уже скакать и танцевать, пора взрослеть, организм не выдерживает нагрузок». Я пошла в другую частную клинику, а там услышала: «Вас просто сглазили на сцене. Сходите, почиститесь. Вы переигрываете, у вас всё хорошо со здоровьем».

Осень 2019

Я начала себя винить: «Ну я и тряпка! Загнала себя сама в какую-то депрессию! А ну соберись!» Стала жить на силе воли. В ноябре у нашего коллектива планировалось большое шоу — отчетный концерт, к которому мы готовились два месяца. Я хотела немного похудеть к этому событию и обнаружила еще один новый симптом: нарушение обмена веществ. Я считала калории, правильно питалась, много тренировалась. И никакого результата. Снова пошла к терапевту, снова услышала, что всё идеально.

Зима 2020

Шоу прошло отлично, но в конце вечера я чуть не упала на месте от усталости. Пролежала дома несколько дней, даже не ела. Всё это время я была совершенно выжата эмоционально и не знала, к кому еще обратиться. Я уже столько денег истратила, столько обследований прошла и в какой-то момент чуть было не поверила, что дело и правда в том, что мне скоро 30 лет. Потом опять Новый год и бешеные нагрузки, а в январе 2020 года я улетела в Таиланд, где снова постоянно спала. При этом зуд стал нестерпимым: я чесалась даже во сне, пила по четыре противоаллергических таблетки в день и расчесывала кожу до шрамов. Я решила, что у меня аллергия на сладкое, поскольку после сахара чесалось еще сильнее. Это потом уже я узнала, что быстрые углеводы провоцируют развитие раковых клеток. Кроме того, я постоянно была на солнце, а это категорически запрещено онкобольным.

Как только прилетела в Иркутск, побежала к дерматологу. Мне поставили какой-то гормональный укол, и все прошло. Правда, всего на две недели: как только закончилось действие препарата, зуд вернулся. И принес с собой еще одну беду — я расчесала до крови ногу и занесла в рану инфекцию. Образовалась язва, мне сделали операцию.

В конце февраля я вновь пошла сдавать анализы. Выяснилось, что у меня СОЭ (скорость оседания эритроцитов) 55 мм/ч при норме до пятнадцати. Остальные показатели отличные. До этого я сдавала анализ в октябре, то есть лимфома разрослась буквально за три месяца. Терапевт отправил меня на дообследование, но никаких других отклонений оно не показало. Я пересдала анализ на СОЭ еще два раза — норма снова была превышена. Врачи пришли к выводу, что я просто отношусь к 2 % людей в мире, которые живут с повышенной СОЭ. Теперь-то я знаю, что это чаще всего говорит о двух диагнозах: ВИЧ или какой-то из форм онкологии. На инфекцию у меня кровь брали, а вот на рак проверяться даже не отправили.

Весна и лето 2020

Апрель. Самоизоляция. Начались проблемы с клубом, в котором я преподаю. Он принадлежит моей маме, и в какой-то момент нам было нечем платить аренду. Я была на нервах и снова впала в депрессию: ничего не ела и ни с кем не общалась. Молодой человек, с которым я тогда была в отношениях, однажды подошел ко мне и спросил: «Карина, ты хочешь со мной расстаться? Ты уже четыре дня со мной не разговариваешь». Я ответила, что мне просто очень плохо — физически и морально, — и тут у меня резко начал болеть живот. Ощущения были странные: сводило даже не желудок, а где-то впереди, в районе ребер. Три дня меня тошнило, мы вызвали скорую, меня увезли в больницу. ФГДС, кровь, УЗИ ничего не показали, мне поставили диагноз «поверхностные признаки панкреатита» и, списав всё на стресс, отпустили.

Я опять отправилась в платную больницу. Сделала еще гору обследований, снова всё было отлично, кроме СОЭ. Врачи списали всё на хронический ринит (у меня был заложен нос) и опять посоветовали сходить к психотерапевту.

Май. Я начала тренировать на улице. Вернулась в свою стихию, немного ожила, но все равно постоянно чувствовала недомогание. От двух до четырех часов в день я вела тренировки, а в перерывах спала.

Июнь. Была у дерматолога, сдала анализ на чесотку — отрицательный. Снова гормональный укол. У меня нашли аллергию на какую-то бытовую плесень, я выбросила все постельное белье и заказала дезинфекцию матраса. Еще мне выписали успокоительные таблетки. Не чесалась ровно две недели — пока действовал укол. Я поняла, что это точно не из-за нервов: успокоительные не помогли. Плесень здесь тоже ни при чем. Сходила к психологу — безрезультатно. По ночам я чесалась расческой, потому что ногтей уже не хватало, такой силы был зуд. Чувствовала только злость и бессилие. Я плакала и умоляла мир, чтобы выяснилась причина моего состояния. Но никто из врачей ничего не мог определить.

К зуду прибавилась потливость. Я просыпалась утром вся мокрая: постель была такая, будто на простыню что-то пролили. Списывала на то, что дома жарко.

Пятого июля прошло большое спортивное событие на острове Юность. Я была организатором, тренировала участников и очень устала. А на следующий день у меня жутко заболела голова. Пила обезболивающие, все плыло перед глазами, но я все же провела тренировку на свежем воздухе. Сев в машину, почувствовала одышку. Я поняла, что что-то не так: я очень тренированная, у меня не бывает таких вещей. Потом поднялась температура — чуть выше 37 °C, самая неприятная.

Через неделю голова заболела так, что я просто не смогла встать с кровати. Меня начали заменять на работе. Опять «Скорая». Сказали, приступ мигрени. Поставили такой обезболивающий укол, что у меня от него отнялась нога. Уехали. Я сделала МРТ головного мозга, сходила к неврологу, окулисту, лору, стоматологу и костоправу. Все говорили одно — здорова. Температура при этом не спадала и не сбивалась ничем. Вы не можете даже представить себе, насколько это невыносимо. Я перестала работать и реально думала, что у меня едет крыша, что я все придумываю. Столько врачей, столько денег, столько обследований — и все говорят, что я переигрываю!

В конце июля у моих друзей была свадьба. Я хотела праздника, поэтому собрала все силы в кулак и поехала. Вернулась домой, увиделась с мамой, а на следующий день начала сильно кашлять. Выяснилось, что мама до этого была в контакте с человеком, зараженным коронавирусом. А у меня как раз уже была запись к терапевту через день. Я сдала мазок на корону — отрицательный — и сделала МСКТ легких. Результат ждать не стала — всё равно завтра утром ехать к терапевту в ту же клинику.

Последний день июля разделил мою жизнь на «до» и «после». Я в очередной раз шла к врачу с кипой результатов обследований, с собой — полтора года боли и неопределенности. Доктор всё внимательно смотрит и при мне открывает диск с МСКТ легких. Я вижу, как у неё меняется взгляд, спрашиваю: «Что-то не так?» И слышу: «Ну да. У вас опухоль в легком». У меня в тот момент было столько предположений в голове, но эту фразу я точно не ожидала услышать. Уточнила: «Это что, рак легких?» Врач отправила на дообследование и к онкологу — вне очереди.

В первые часы после этого разговора я паниковала, плакала и отказывалась верить, что всё это происходит со мной. Онколог принял меня в тот же день, подтвердил диагноз и дал направление в областной онкодиспансер. Оказалось, что абсолютно все мои симптомы — признаки лимфомы.

Я спросила у врача, смертельна ли лимфома, он ответил, что в большинстве случаев нет. Но это все равно рак и у меня третья стадия.

«Я потеряла здоровье, работу, отношения и главную мечту»

Первое время после постановки диагноза я была в ступоре. Не знала, как жить дальше, не могла ни с кем говорить. Тут важно понимать, что происходило в моей жизни параллельно с обследованиями. В январе этого года я начала жить с мужчиной, и вместо конфетно-букетного периода он постоянно видел меня больной. Всё терпел, носил меня в душ на руках, готовил, покупал лекарства, вызывал скорую, успокаивал. И за несколько дней до постановки диагноза я решила всё это прекратить. Просто вышибла ему мозг, сказав что-то в духе «нам нужно разъехаться, потому что мне нужно понять, чего я хочу больше, тебя или семью и детей». Он моложе меня, и я знала, что он пока не готов к семье, а я давно хотела ребенка. После моих слов он молча собрал вещи и ушёл.

И тут я узнаю, что у меня рак, а впереди химиотерапия. Проревевшись, я съездила к хорошему гинекологу. Хотела заморозить яйцеклетки, но оказалось, что это невозможно, потому что разрушительный процесс в моем организме уже идет и на этом фоне материал брать нельзя. Дальше начнется химия, и она, скорее всего, разрушит мою репродуктивную систему.

Ребенок — моя самая большая мечта. Не знаю, что сейчас для меня страшнее, — болеть раком или мысль о том, что я никогда не стану матерью. Я стала прокручивать в голове варианты. Усыновление? Но после лечения я буду инвалидом второй группы, дадут ли мне взять ребенка? Суррогатное материнство? Но выживет ли хоть одна яйцеклетка?

Давая это интервью, я улыбаюсь и, вероятно, кажусь вам сильной и позитивной. На самом деле я не представляю, как буду жить дальше. Я почти одновременно потеряла здоровье, отношения, работу и главную мечту, ради которой вообще хотела куда-то двигаться. Когда я узнала, что не смогу иметь детей, для меня рухнул мир. Выходит, я рассталась с мужчиной, который был со мной в самые трудные времена, ради ребенка, которого, скорее всего, не будет. Неизвестно, что будет дальше с нашими отношениями: когда я рассказала ему о диагнозе, он плакал вместе со мной, но в то же время сказал: «Ты же сама попросила меня уйти, ты меня выкинула, как вещь». Мне нужно как-то научиться жить заново.

«Страшнее всего — сказать маме»

Больше всего я боялась рассказать о болезни маме. Мы с сестрой договорились, что разговор состоится, когда онкологи подтвердят диагноз и составят план лечения. По нашему плану Яна (сестра) должна была поехать к маме, когда меня положат в больницу, и всё ей объяснить. Но что-то пошло не так. На приеме у онколога выяснилось, что в стационар мне нужно лечь сразу, — врачи должны были взять биопсию, чтобы определить разновидность лимфомы. Домой меня отпустили только собрать вещи. В рабочий чат я тут же написала сообщение, что тренировка сегодня отменяется, потому что меня кладут в больницу. Буквально через час — звонок. Мама: «Карина, ты что, в больнице?» Оказалось, ей написала девушка из чата и спросила, с кем она может тренироваться, пока я болею.

Я попыталась соврать, хотя делаю это очень плохо.

— Ты в больнице?

— Ну, собираюсь…

— В какую?

— В хорошую. Ну, знаешь, там такие корпуса большие…

В конце концов я просто созналась. Сейчас мне стыдно за то, как мама узнала о моей болезни, — я считаю, это неуважительно. Она очень переживает и сильно похудела, но всеми силами меня поддерживает.

Еще один важный момент — моя работа. Я живу своим коллективом, я педагог по натуре. Работа меня заряжает, дает силы. Я не сомневаюсь, что вернусь в зал после лечения. Но когда это будет? И как? Я не тот тренер, который сидит на полу и просто считает, во время занятий я всегда хожу по залу, слежу за техникой, сама выполняю упражнения. Я привыкла выкладываться и очень боюсь за то, как мой организм перенесет химиотерапию и сколько времени потребуется на восстановление. Сейчас я активно ищу замену на свое место в танцевальное шоу, потому что не смогу танцевать минимум полгода. А может и дольше.

А ещё сейчас для меня очень важен вопрос денег. Я потратила огромную сумму на поиск причин недомогания: например, каждая из МРТ стоила 7—8 тыс. рублей, а мне их сделали три. Работы у меня сейчас нет, при этом я плачу ипотеку. Возможно, химиотерапию мне прокапают бесплатно, но даже если так, потом одна таблетка от рвоты будет стоить не меньше 5 тыс. рублей. И сколько мне их будет нужно, неизвестно. Впереди и другие затраты. Например, мне очень не хочется ходить лысой, поэтому я уже заказала три тюрбана — их сейчас шьют, — а чтобы немного сэкономить, забираю из реквизита нашего коллектива парики, которые уже не нужны на выступлениях. Ещё я отказалась от красного мяса, потому что оно провоцирует рост раковых клеток, а альтернативный белок — это дорого.

«Самый большой жест милосердия в моей жизни»

Как только диагноз подтвердился, я поняла, что не смогу его скрывать. Во-первых, всё равно придется объяснять ученикам и коллегам, почему я больше не тренирую и не танцую. Я не хочу сплетен, не хочу потерять успех коллектива, который развивала семь лет. Пусть все видят, что происходит, и получают информацию от меня. Во-вторых, я просто публичный человек, меня в городе многие знают и отсидеться тихо мне бы не удалось. Поэтому я написала пост в «Инстаграме», где рассказала о болезни сразу всем.

Лавина обратной связи меня поразила. Во-первых, девушка, которая у меня занимается, помогла мне быстрее попасть к онкологу. Во-вторых, я получила очень много поддержки от знакомых и незнакомых людей. Люди писали приятные слова, рассказывали о своем опыте борьбы с раком. Я до сих пор не могу разобрать директ до конца, каждый день сотни сообщений. А ещё теперь я знаю, к чему готовиться: какие таблетки пить, чтобы не так сильно рвало после химии, какой мазью смазывать места уколов и катетер, чем полоскать рот, чтобы избежать стоматита, чем мазать кожу от сухости. Понятно, что у всех всё индивидуально, но мне важно быть готовой ко всему.

Многие написали мне, что стыдятся своего диагноза. Писали 18-летние девочки, которые боятся выходить на улицу, потому что лысые. Историю своей болезни я буду рассказывать и публиковать еще и для таких людей. Рак — это не стыдно, это всего лишь мутация генов. Вы в этом не виноваты, не нужно стесняться себя из-за болезни. Я знаю, что есть те, кто отворачивается от близких из-за онкологии. Парни уходят от девчонок, люди перестают общаться с друзьями. Но почему? Это несправедливо и страшно. Я хочу говорить о болезни открыто, показывая весь процесс терапии, чтобы люди поняли: онкобольные не заразны. Когда я выйду из больницы, планирую сделать фотосессию. Выйду на улицу, отправлюсь в людное место, надену медицинский халат, возьму капельницу и напишу на ватмане: «Рак — это не стыдно».

А недавно случилась история, поразившая меня до глубины души. Когда-то у меня тренировалась женщина — красивая, открытая, немного старше меня. Какое-то время она ходила регулярно, а потом резко пропала. Я не стала выяснять, в чём дело, — у всех свои причины. А когда опубликовала пост, она написала мне слова поддержки и попросила телефон моей мамы. Через некоторое время мама рассказала, что эта женщина ей звонила. Оказалось, она лежит в больнице с пятилетним сыном, у которого подозрение на такой же диагноз. «Она заказала из московского монастыря цветы, которые люди приносили Святой Матроне. Сушеные лепестки собирают и вкладывают в подвеску на шею, и она передала немного для тебя», — рассказала мама. Мама приехала к больнице, и эта женщина скинула ей из окна цветы и подвеску. А мне на карту она перевела 15 тыс. рублей и написала: «Выздоравливай». Пожалуй, это самый значимый жест милосердия и сострадания в моей жизни.

Многие пишут, что молятся за меня. Я и сама ездила в Улан-Удэнский дацан. Удивительно, но все это действительно работает, — иначе я не могу объяснить происходящее. Например, у меня взяли биопсию, чтобы определить, какая у меня разновидность лимфомы. Всего их более 200, и лучше всего лечению поддается Лимфома Ходжкина. Сначала мне позвонили из онкоцентра и сказали, что у меня не она, а диагноз продолжают устанавливать. Но после того как я написала пост, получила массу поддержки и съездила в дацан, мне позвонили из больницы снова. Был консилиум врачей, и они склоняются к тому, что у меня все же именно лимфома Ходжкина. Разве это не чудо? Сейчас я жду результатов второго обследования — буду надеяться, что всё подтвердится. Еще один парадокс после каминг-аута — у меня пропала температура. Первый раз за полтора месяца. Я чувствую себя намного лучше и не могу объяснить это ничем, кроме того что обо мне думают и меня поддерживают тысячи людей.

«Самое страшное впереди — там неизвестность»

По длительности и плану моего лечения пока ничего сказать нельзя — нужно окончательно утвердить диагноз. Пока я стараюсь не углубляться в прогнозы и не гуглить — от этого только хуже. В интернете про что ни прочитаешь, всё смертельно. Я знаю, что лимфома — это увеличение и скопление лимфоузлов. В моем случае они увеличены в районе живота и давят мне на поджелудочную железу. Кроме того, уже есть прорастание узлов в средостение и опухоль в легком, поэтому я постоянно кашляю.

Пока в моей жизни особо ничего не изменилось — химия не началась, волосы на месте, я красива. Чувствую себя хреново, но я уже привыкла к этому состоянию. Самое страшное впереди — там неизвестность. Смерти я никогда не боялась и не боюсь, что удивительно. Но очень боюсь физической боли, поэтому химии жду с содроганием. Еще боюсь растолстеть — для меня очень важно выглядеть хорошо.

Я стараюсь держаться. Могу заплакать в любой момент, но быстро себе говорю: «Карина, соберись!» Я и маме, и подругам запретила плакать рядом с собой: пригрозила, что иначе перестану с ними общаться. Мне сейчас нужен юмор. Вот бывший парень написал: «У меня никогда не было лысой девушки». Я ему: «Сможешь меня захотеть худую и лысую?» Ответил, что то, что ему нравится во мне, в процессе лечения никуда не денется. Ну и еще один плюс — не будет волосни на подушке.

Я поддерживаю себя, как могу. Например, я знаю несколько людей, которые после перенесенной химиотерапии будто бы остановились во времени в плане внешности: они не стареют, — и это прекрасно. Надеюсь, у меня будет так же. Еще я осуществила маленькую мечту: покрасилась в блондинку. Давно хотела это сделать, но боялась испортить волосы, а теперь это не важно. Я точно знаю, что буду бороться и идти вперед. Знаю многих, кто, услышав диагноз, теряет надежду и начинает считать дни. Но в современном мире онкология излечима, это не приговор. Я верю, что выйду из этой ситуации здоровой, красивой и сильной. Самое главное сейчас — не умирать в своей голове.

Наш канал в Телеграм — «Верблюд в огне», подпишись!