23.09.2021 12:47
- Иркутский хирург Юрий Козлов – финалист национальной премии «Знание»
- Декретные выплаты могут получать работающие мамы в Приангарье
- Для воспитанников детсада №107 в Иркутске создали площадку обучения ПДД
23.09.2021 12:47
Фото: Dmitri Lovetsky / AP/TASS
На этой неделе в Перми студент устроил стрельбу в местном вузе, погибли шесть человек. Это второе подобное происшествие за год — 11 мая произошла трагедия в школе Казани. После того инцидента в России повысили возраст получения оружия до 21 года, также власти распорядились усилить меры безопасности в школах. Какие меры действительно могут помочь предотвратить подобные инциденты? Что делать, если в школе, вузе или другом общественном здании стреляют? «Верблюд» узнал у экспертов.
Утром 20 сентября 18-летний студент Тимур Бекмансуров устроил стрельбу в здании Пермского государственного национального исследовательского университета (ПГНИУ). Преступник в маске и военной форме открыл огонь на улице, после чего вошел в корпус вуза. Он сделал не менее 30 выстрелов из охотничьего ружья — его Бекмансуров легально купил в мае.
Студенты и преподаватели выпрыгивали из окон, пытаясь спастись. Некоторые забаррикадировались в аудиториях. При этом один из преподавателей, Олег Сыромятников, не стал прерывать занятия после начала стрельбы и блокировать вход в кабинет. Несмотря на то что студенты сообщили ему о нападении на университет, он посоветовал «не привлекать внимание» и «меньше читать сплетни». В пресс-службе вуза заявили, что лектор закрыл металлическую дверь аудитории изнутри и продолжал занятие, «чтобы не подвергаться панике».
Охраной зданий университета занимается компания «Арсенал-Регион». В организации утверждают, что после атаки сотрудники ЧОП сразу набрали экстренные службы, но там никто не брал трубки. На входе в университет было два охранника — Бекмансуров выстрелил в одного из них.
После получения сигнала тревоги на место происшествия отправились группы задержания вневедомственной охраны Росгвардии, а также СОБР и ОМОН. Однако первым в корпус вуза прибыл экипаж ДПС. Стрелок заметил одного из инспекторов в здании и выстрелил в него несколько раз. По информации МВД, полицейский ответным огнем ранил Бекмансурова, после чего оказал ему первую помощь.
По данным Минздрава, в результате нападения погибли шесть человек. 43 человека пострадали, из них 19 госпитализированы с огнестрельными ранениями. Сам стрелок находится в больнице в крайне тяжелом состоянии.
Перед нападением Бекмансуров опубликовал пост во «ВКонтакте». Он подробно описал, как планировал нападение и получал разрешение на оружие. Также стрелок попросил не считать его действия терактом, так как он не состоит в экстремистских организациях, «был не религиозен и аполитичен». Позже соцсеть удалила эту запись.
Нападение стрелка на учебное заведение стало вторым в России за 2021 год. 11 мая 19-летний студент Ильназ Галявиев ворвался в школу в Казани и открыл огонь. В результате стрельбы погибли девять человек, семеро из них — дети. Пострадали 24 человека.
Галявиев стрелял из гладкоствольного ружья. Разрешение на хранение огнестрельного оружия он получил 28 апреля, за две недели до нападения.
После происшествия Минпросвещения призвало усилить меры безопасности в школах. А президент России Владимир Путин поручил срочно проработать ужесточение правил оборота оружия. «Дело в том, что иногда в качестве охотничьего оружия регистрируются виды стрелкового вооружения, которые в некоторых странах используются как штурмовые винтовки», — заявил пресс-секретарь главы государства Дмитрий Песков. В правительстве считают, что новое положение должно устранить эти противоречия.
Уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова предложила повысить с 18 лет до 21 года возраст получения права на владение оружием. Исключение предлагалось сделать для тех, кто отслужил в Вооруженных силах РФ. Уже в июне президент подписал соответствующие поправки в закон — он должен вступить в силу через год с момента опубликования.
Связь между доступностью оружия и количеством шутингов есть. С другой стороны, такие вещи могут происходить и без использования огнестрельного оружия.
Насколько можно судить, абсолютный запрет на гражданское летальное оружие — это работающий путь. Но в России это практически невозможно, потому что у нас есть принцип единого правового поля. Если человек, проживающий в деревне Чукотского автономного округа (у которого есть реальные риски, что к нему придет медведь и захочет его съесть) сможет приобрести оружие, то и человек, который живет в Москве, тоже должен иметь такое право. Это принципиальное общегражданское право, и оно должно распространяться равномерно.
Кирилл Титаев
Ассоциированный профессор социологии права им. С.А. Муромцева Европейского университета в Санкт-Петербурге
Насколько работают ограничения по возрасту, по подготовке и так далее — это вопрос открытый. Но когда есть легальный оборот огнестрельного оружия, целенаправленно мыслящий преступник, скорее всего, сможет получить к нему доступ. А в случае шутингов мы, как правило, имеем дело именно со спланированными, заранее продуманными преступлениями.
Кирилл Титаев
При существующих статистических данных говорить о том, что нападения стали чаще, у нас возможности нет. Это [шутинг в учебных заведениях. — Прим. ред.] типовая ситуация, которая проходит во всем мире по одному сценарию. При этом консенсуса, почему это происходит, в академической среде нет — может быть, есть связь с качеством психиатрической помощи в стране. Но это, скорее, гипотеза, нежели уверенность.
Предсказать шутинг почти невозможно. Одна из позитивных тенденций, которая позволяет надеяться на то, что таких событий станет меньше, — это нормализация психиатрической помощи. Молодые люди чаще добровольно обращаются к психологической, психиатрической и психотерапевтической помощи. Есть основания считать, что это снижает вероятность агрессии. Возможно, есть какое-то небольшое количество людей, которые вовремя обратились за профессиональной помощью, поэтому не пошли кого-то убивать. Но доказать это нельзя.
Триггером может послужить пост в социальных сетях, какой-то опыт, полученный в компьютерной игре, расставание с партнером, разговор с родителями. Попытки вычленять триггеры и как-то с ними бороться заведомо бессмысленны. Они создадут огромное количество проблем для простых людей и никак не обезопасят нас от тех, кто совершает такие преступления.
Худшее, что можно сделать в борьбе с этой ситуацией, — начать вводить тотальные проверки и тестирования. Любой тотальный механизм очень плохо выделяет маргинальные случаи. В России примерно 20 миллионов школьников и студентов, они 200 дней в году ходят на учебу — то есть мы имеем четыре миллиарда событий прихода в школу за год. Создать систему, которая из четырех миллиардов будет отфильтровывать два события, когда человек заходит с оружием с целью убийства, — это практически нерешаемая задача.
Массовые меры безопасности хороши, когда мы боремся с массовыми явлениями. Например, когда я учился в школе, примерно половина моих одноклассников ходили в школу с ножами. И если бы тогда на входе появилась рамка, то количество подростков, которые ходят в школу с ножами, ощутимо уменьшилось бы.
Есть основание полагать, что какой-то части потенциальных преступников столкновение на ранних стадиях с системой психологической и психиатрической поддержки позволило бы пойти другим путем. С другой стороны, мы понимаем, что обеспечить всех учащихся на базе школ, колледжей и университетов качественной психологической помощью довольно сложно. Необходимы десятки тысяч хорошо квалифицированных специалистов, которые имеют достаточно времени для внимательной работы с каждым.
При этом есть риски, что некачественная психологическая помощь, наоборот, толкнет человека еще глубже в неправильном направлении. Если мы хотим разобраться с этой проблемой, стоит решить довольно сложную задачу: сделать систему психологической помощи доступной, качественной и лишить ее принудительной силы.
Иван Глебец
старший преподаватель кафедры социальной, экстремальной и пенитенциарной психологии Иркутского государственного университета
То, что произошло в Казани и Перми, — это единичные случаи, отклонение от нормы. К сожалению, их отследить почти нереально. Можно проводить профилактику за счет работы психологов. Но у нас такие специалисты не особо прижились, в отличие от Запада, где на них распространяется медицинская страховка. В России люди часто считают, что могут справиться с эмоциональной проблемой сами и сэкономить на этом.
Школьные психологи зачастую загружены бумажной работой, у них ограничены возможности для индивидуальных консультаций. А какую-то проблематику может выявить только глубинная диагностика. Кроме того, дети считают, что конфиденциальности нет, — школьные психологи обязаны передавать информацию о суицидальном и преступном поведении учителям и родителям. Также у школьных психологов, как правило, маленькие зарплаты — для выпускников речь идет о 12–15 тысячах рублей. Человек, который пойдет работать в школу из любви к детям, будет вынужден искать альтернативный источник доходов.
В школах нужно проводить уроки о том, что такое психология, рассказывать, что дети не одиноки в своих проблемах. В идеале, конечно же, необходимо создать систему посещения психологов, чтобы подростки имели аналог какой-то страховки или квоты на поход к специалисту. Обращаться к специалисту нужно не только с серьезными проблемами, когда у ребенка уже начали проявляться склонности к суицидальному поведению, а на ранних этапах, когда можно скорректировать эмоциональную напряженность.
Иван Глебец
старший преподаватель кафедры социальной, экстремальной и пенитенциарной психологии Иркутского государственного университета
Но если в школах еще есть финансирование школьных психологов, то в вузах оно совсем отсутствует. И если в университетах и встречаются кабинеты психологической поддержки, то они, как правило, существуют только за счет грантов. У нас на факультете есть кабинет профилактики наркомании и помощи в трудных жизненных ситуациях. Но даже само его название пугает многих людей. В этом кабинете могли бы работать студенты, но их необходимо учить и курировать, — это все вопрос финансирования. Причем вузы готовы предоставить помещения, оборудование для таких целей, но ставки — это другая составляющая.
В Иркутском областном психоневрологическом диспансере есть горячая линия помощи для взрослых и детей. Получить экстренную психологическую поддержку можно по номеру: + 7 (3952) 54-63-63
Также можно обратиться в круглосуточную службу «Телефон доверия»: + 7 (3952) 24-00-09, +7 (3952) 24-00-07 или 8-800-2000-122
Инциденты будут происходить. Уменьшить их число возможно при помощи работы психологов и усиления мер безопасности в учебных учреждениях. После инцидента в Казани ничего не изменилось, у нас по-прежнему сидят пожилые вахтеры.
Несмотря на то что вооруженные нападения на учебные заведения в России происходят регулярно, у ведомств нет специальных инструкций по безопасности для граждан. Силовики рекомендуют придерживаться тех же правил поведения, что и при террористической атаке. В США, где массовые убийства в образовательных учреждениях начались намного раньше, эксперты разработали инструкции для тех, кто оказался рядом со стрелком.
Эвакуируйтесь
Если сбежать не удалось, спрячьтесь
Если стрелок все же заметил вас и нет другого выхода, боритесь
Читайте также:
Зачем идти к психологу и как сделать это правильно
Подписывайтесь на телеграм-канал «Верблюда в огне»!
Комментариев 0