15.05.2020 01:23
15.05.2020 01:23
Кристина Макаренко
Фото: Алена Шатуева/ «Верблюд в огне»
Дисклеймер: Данный материал не является пропагандой и предназначен для читателей старше 18 лет. Мнение редакции может отличаться от мнения героя и является выражением его жизненной позиции.
Андрогин — человек с внешними признаками обоих полов, объединяющий в себе и мужской пол, и женский.
Гендерная дисфория — депрессивные и тревожные состояния, вызванные несоответствием биологического пола человека его гендерной идентичности.
Комиссия — прохождение осмотра у психиатра, медицинского психолога и сексолога для получения справки 087 «Об изменении пола», на основе которой можно сменить документы и получить гормонотерапию.
Трансгендер — человек, чьё внутреннее ощущение гендерной идентичности (гендера) отличается от пола, зарегистрированного при рождении.
Трансгендерный мужчина — человек, которому при рождении определили женский пол, но он идентифицирует себя как мужчина.
Трансгендерный переход — набор действий, которые человек предпринимает, чтобы приблизить внутреннее ощущение пола к внешнему (гормонотерапия, хирургические операции).
Транссексуал — человек, прошедший хирургическую операцию по смене биологического пола.
Трансфобия — враждебное отношение к трансгендерным и транссексуальным людям.
Почти год назад Тимофей (фамилию попросил не называть) переехал из Иркутска в Новосибирск, чтобы начать самостоятельную жизнь в новом городе. Здесь же он начал свой трансгендерный переход под наблюдением врача-эндокринолога. Сейчас мужчина проходит гормональную терапию, отмечая изменения в своей внешности в инстаграме. «Верблюд» записал историю Тимофея.
Я — трансгендерный мужчина. При рождении мой биологический пол определили как женский. В детстве не задумывался о своей половой принадлежности, как не задумываешься и о том, какого пола ребёнок играет с тобой на улице. У меня не было чётких разграничений в игрушках: среди них были и куклы, и вертолёты, и конструкторы. Всё началось в подростковом возрасте, лет в тринадцать. Произошла смена взглядов и самоощущения, появилось неприятие того, как формируется моё тело: не та длина волос, не та одежда. В то же время я стал идентифицировать себя в интернете с мужским именем и местоимением: «он». Но я не знал до конца, что со мной происходит. Как меня звали раньше, я не буду говорить, для трансгендеров это «мёртвое имя» и спрашивать об этом бестактно.
Лет до 16-ти я знал лишь об андрогинах, к ним себя и причислял. Я понимал, что со мной что-то происходит, но о существовании трансгендеров не знал. Когда начал изучать подробности трансгендерного перехода, то почувствовал себя растерянным, потому что это всё подозрительно было похоже на мою жизнь. Меня это пугало, потому что у меня очень консервативная семья, в которой всю жизнь внушали, что нетрадиционное = неправильное. Меня начало бросать из стороны в сторону: от мыслей о трансгендерном переходе к мыслям о ценностях моей семьи.
В школьные годы учителя могли обсуждать мою внешность, убеждали, что я должен выглядеть иначе и вести себя по-другому. Но уже тогда я понимал, что другие не могут решать, как мне выглядеть и что делать. Единственный раз, когда пришлось «сдаться», — школьный выпускной. Его организовывала моя мама, и она очень хотела, чтобы я пошел туда в соответствующей моему биологическому полу одежде. В итоге я решился на уступки, потому что понял — для моей мамы это очень важно, и, организуя праздник, она старается не для других детей, а для меня.
На первых курсах университета окружающие стали говорить, что пора уже остепениться. Родители и родственники были уверены, что подростковый возраст прошел, а с ним должна уйти и вся моя дурь. Под их давлением я попробовал соответствовать их ожиданиям: краситься, отращивать волосы, носить одежду своего биологического пола, но всё это вызывало приступы гендерной дисфории, вплоть до нервных срывов. Я так отчаянно старался себя выразить, что это проявилось в татуировках, пирсинге и ярком цвете волос. Наверное, я даже на человека тогда похож не был, настолько меня штормило. На последних курсах университета я понял, что переход мне точно необходим, и стал выглядеть «обычно», начал социализироваться в том гендере, в котором мне комфортно. Никаких конфликтов с одногруппниками или преподавателями не было.
Когда принимаешь решение о переходе, одна из основных проблем — как сказать родителям? Начинаешь предполагать, как они отреагируют. Они ведь всё видят и понимают, но надеются, что ты перебесишься. Сказать напрямую родителям я не смог, написал письмо, когда уже принял решение о том, чтобы проходить комиссию и начинать переход.
Написал, ушёл из дома на несколько дней к сестре, которая меня поддерживает, затем вернулся в ожидании серьёзного разговора. Но дома всё было как обычно: оказалось, что отец нашёл моё письмо, прочитал, забрал и ничего не сказал маме. Несколько дней мы молчали, папа со мной не говорил, мама не понимала, что происходит, но в какой-то момент, видимо, у родителей всё-таки состоялся разговор. Мы поговорили о происходящем вместе, но мама с папой решили, что я просто над ними подшучиваю и это несерьёзно. Затем начались «качели». Родители то переходили в стадию отрицания и считали, что это невозможно и неправда, то начинались конфликты. Конечно, мне говорили о том, что я не прав и пожалею, что эта ошибка станет главной в моей жизни.
Перед комиссией родители пробовали меня переубедить, давить на жалость и шантажировать тем, что я останусь один, потеряю семью и никто из родных не будет со мной общаться. Сейчас они понимают, что обратного пути нет и ничто не изменится. Мама начала пытаться осмыслить происходящее, с отцом сложнее. Мои родители очень зависимы от общественного мнения и боятся, что кто-то узнает о моем переходе, для них важно, что скажут люди. Если мы общаемся, то редко затрагиваем тему моей трансгендерности.
В Иркутске нет сообщества для трансгендеров, как и нет возможностей пройти комиссию. Мой переезд в Новосибирск стал достаточно спонтанным, вначале я собирался в Питер. Меня смогли переубедить родители — у них в Новосибирске есть свободная квартира, где они предложили пожить. Я благодарен им за помощь, несмотря на все трудности с общением и пониманием друг друга.
Комиссию я прошел в буквально за два дня в Самаре, сам накопил деньги на поездку и консультации врачей, работая бариста. В первый день со мной работали психиатр и сексолог: спрашивали о детстве, формировании личности, отношениях с родителями и задавали соответствующие профилю сексолога вопросы. Затем я собрал их подписи и уже на следующий день получил справку об изменении пола и заключение врачебной комиссии. Вернувшись в Новосибирск, я сдал анализы для перехода, — они оказались достаточно дорогостоящими. В государственных клиниках часть этих анализов в принципе не берут, а на многие едва ли возможно записаться — очередь расписана на месяц вперед. Я потратил за комиссию с билетами и проживанием около 40 тыс. рублей, в Новосибирске — около 10 тыс. на анализы, а сейчас плачу за приемы врача, гормональную терапию и контролирующие анализы.
Изменения во внешности с момента приема гормонотерапии уже стали заметны. Из-за этого я теперь не могу общаться с родственниками по линии отца — чтобы они ничего не знали. Те, кто давно меня не видел, отмечают, что внешность стала более мужественной. Начала меняться даже конституция тела, расти борода и брови. Кроме гормонотерапии мне предстоят операции: мастэктомия (удаление молочных желез), гистерэктомия (удаление матки и ее придатков).
В плане толерантности я бы дал Иркутску 3 из 5. У нас нет ЛГБТ-сообщества, нет активистов. Но тем не менее многие уже достаточно адекватно относятся к подобным темам, и с прямой агрессией в мою сторону я не встречался. Зачастую, если что-то и говорят, то не в лицо, а за спиной, — иркутяне не осведомлены о том, что такое трансгендерность, боятся спросить и пытаются обсудить друг с другом, а это не всегда у них выходит корректно.
Наше поколение уже более осведомлено и в целом проще относится к ЛГБТ. А вот старшему поколению не хватает информации — они знают о трансгендерах больше плохого и потому негативно к нам относятся. Они могут полностью изменить своё мнение о человеке и отношение к нему, узнав, что это трансперсона. Это, конечно, происходит не всегда, чаще всего, уровень толерантности напрямую зависит от уровня образованности.
Ярким примером может стать моя мама: у нее трансфобия в связи с тем, что в силу полного отсутствия информации у неё очень много вопросов обо мне. Проявляется агрессия из-за незнания и страха. Она не задаёт мне вопросы, а предпочитает находить информацию в интернете, где есть много недостоверного.
В то же время, когда я был на комиссии в Самаре, я встретил там женщину с ребёнком, и она сама водила его к врачам, чтобы разобраться, действительно ли ему нужен переход. Она задавала мне вопросы, пыталась понять, как ей помочь своему ребёнку и поддержать его. Так и должны поступать родители — если они чего-то не знают, это не значит, что это плохо. Можно разобраться вместе со своим ребёнком, услышать его, помочь ему.
В то же время я согласен с тем, что пройти комиссию и получить справку можно только с 18 лет. К этому возрасту можно в себе разобраться и решить, нужен ли переход и не пожалеешь ли ты об этом. Я вот решал до 21 года, потому что понимал серьёзность происходящего.
Комментариев 0